– А что там, в Махачкале? – спросил я, проглотив скользкий рыжик.– Не по моей части?
– Ишь, пуганая ворона куста боится! – Иван подмигнул Буркину.– Не боись, Алексеич, в Махачкале все замечательно. Нормальная секта: Аллах Акбар плюс Харе Кришна. Обычный псевдорелигиозный синтет с примитивной философией и совсем не примитивной, я бы даже сказал – талантливой методикой психообработки. Наши психологи в полном восторге. Даже жалко сажать.
– А тех, кого он оболванил, не жалко? – осведомился Буркин.
– Не боись, мы им мозги поправим.
– Сколько этому самородку светит? – поинтересовался я.
– До восьми лет. А потом – пожизненное лишение прав и запрет на занятия общественной деятельностью. Но не сказал бы, что он – самородок. Дипломированный специалист. Утверждает, что проводил научный эксперимент. Ты кушай, кушай, вот салатик возьми.
– Ох уж мне эти экспериментаторы…– проворчал я.
Буркин тем временем плеснул по второй.
– Давай, брат, за Клаву твою! Чтобы все у вас было путем!
Сбоку неслышно возник официант:
– Горячее подавать, ваше высокоблагородие?
– Неси,– разрешил Сучков.– Эх, братцы, как жить-то хорошо!
– Постучи – сглазишь! – быстро сказал я. Сразу вспомнилось нехорошее.– Как наша тема, Иван? Есть движение?
– Работаем,– уклончиво ответил Сучков.– Дело на контроле Императорского Совета, так что самых башковитых умников подключили.
– Угу,– подал голос Серега.– И один из этих башковитых уже слил тему китайцам.
– Да ты что! – воскликнул Сучков.– Кто?!
– А это, брат, оперативная информация,– строго произнес статский советник Буркин.– Это я к тому…
– …что они там, в разведке, тоже не лаптем щи хлебают! – засмеялся я.
– Угу,– буркнул Сучков.– Шампанское пьют. Из дамских туфелек. Что с ним сделали?
– С кем?
– Со шпионом?
Мы с Серегой переглянулись.
– Жандармы! – выразительно произнес я.– Что с них возьмешь?
– Но размножаются они получше некоторых! – заметил Буркин.– Выпьем за это! Иван, не свирепей. Это у тебя работа – выявлять и прекращать. А наша задача – обеспечить информационное превосходство Державы. Ученые – они такие. Постоянно общаются и постоянно друг другу выбалтывают что-то… имеющее соответствующий гриф. Нормальный процесс. Наш сболтнул, так ведь и китайский тоже кое-что полезное поведал. Например, оказалось, что у них такая же петрушка с самоубийствами имеется. В Тайване. Но там другой расклад. Это у нас в Санкт-Петербурге суицидников нормально в год десяток, а у них там счет на сотни идет. Так что, полсотни туда, полсотни сюда…
– Анекдот есть такой,– перебил я.– Сибирский. Встречаются лиса, волк и медведь. Делятся воспоминаниями: кто как зиму провел.
Я, говорит лиса, на птицефабрику контролером устроилась, поработала неделю, но не удержалась как-то: на две курицы больше запланированного процента убыли съела, недосчитались и выгнали!
А я, говорит волк, в питомник розыскных собак завербовался. Гавкать научился, показатели самые высокие давал… Но однажды не выдержал: кинолога слопал, а они, оказывается, все посчитаны. Еле ноги унес.
А я, сказал медведь, на стройке вот работаю в одной гонконгской фирме. Нормально.
Волк и лиса:
– И что?!
– А там китайцы одни, кто их считает…
– Я этот анекдот уже слышал,– сказал Буркин, бросив на меня внимательный взгляд.– Только там вьетнамцы, помнится, фигурировали… Хочешь сказать, ваш «Алладин» уже в курсе насчет Тайваня?
– Сказать я ничего не хочу,– усмехнулся я.– Это ты сказал. А вывод?
– Вывод, очевидно, таков, что это не общее нарастание тяги честного народа к самоубийствам, а некая локальная функция, коррелирующая… С чем?
Хитрец Серега.
– Так я тебе и выдал все служебные тайны! – усмехнулся я.– Лучше, друзья, я вам гипотезу изложу, которую мой батя вчера надыбал.
Поскольку авторитет Алексея Андреевича Гривы среди моих однокашников был на стратосферной высоте, то оба моих дружка мигом превратились в слух, и я вкратце изложил им идею «нового человека».
– Хм-м…– скептически произнес Сучков.– Ну, я не знаю…
– И сколько вы с батей перед этим приняли? – поинтересовался проницательный Буркин.
– Пустяки. Пару бутылочек калифорнийского.
– Водку надо пить! – назидательно произнес наш сибиряк.– Давайте-ка выпьем за Сучкова-младшего! Чтоб пошел он по батькиным стопам и служил Государю и России доблестно и преданно, как дед его служил и отец служит!
– Спасибо, братцы! – растрогался Иван.
И больше мы о деле в тот вечер не говорили. Только в самом конце, когда рассаживались по вертушкам, Буркин меня тихонько спросил:
– Ну так что там, на Тайване?
Он, конечно, сибиряк. Не опьянеет, даже если водка из ушей потечет. Но я тоже не юная курсистка.
– Жарко там,– говорю.– Душно, грязно, преступность, китайцы кругом. Сам не бывал и тебе не советую.
Мама приехала. И в доме сразу стало тесно. Пыль взметнулась и осела в фильтрах мусоросборников. Перегруженный «домовой» игнорировал все приказы, кроме распоряжений хозяйки. В доме замельтешили какие-то люди: сервис, доставка, профилактика… Батя удрал в институт, а я остался. Мне всегда было любопытно наблюдать, как моя мама, словно жонглер-виртуоз, управляется с множеством предметов и людей, в считанные часы создавая вокруг себя абсолютный хаос, который вдруг волшебным образом превращается в идеальный порядок. В этом было что-то невероятное. В детстве, когда родители каждое лето таскали меня за собой в экспедиции, я не однажды наблюдал эту мамину магию: утром – привычный, в меру упорядоченный археологический лагерь; днем – груды предметов, спущенные палатки, полуразобранные механизмы, взмыленные рабочие, таскающие туда-сюда коробки и ящики… А вечером – аккуратные, промаркированные и опечатанные контейнеры, сотрудники с просветленно-измученными лицами, тоже аккуратно построенные и готовые к погрузке в вертушки… И моя мама, спокойная, сосредоточенная, ледяным голосом предупреждающая кого-то по коммуникатору, что трехминутное опоздание прибытия транспортных средств согласно пункту такому-то обойдется транспортной фирме в столько-то тысяч евро…